– А ведь вы, милейший, могли бы этот наш уговор о неразглашении цены в договор включить… – монотонный, несколько «в нос» говор его спутника раздался сзади.

– Мог, – Лузгин, резко развернувшись, поднял взгляд на своего собеседника, который был почти на голову выше, а из-за искусственной сутулости, которую так искусно изображал капитан, казалось – итого больше.

– Чем обязан? – гнусавый прононс Павлова свидетельствовал о том, что он страдает какой-то аллергией.

– Я подумаю… Сколько можно… Эти постоянные унижения, крик, глазки эти выпученные… Как у него получается так пучить взгляд в моменты ярости? Вроде нормальный человек… – причитал Лузгин, двигаясь по бесконечной длины коридору. Самое интересное, что капитан не знал, куда вести Павлова – он не видел еще своего рабочего места и на представлял себе, где находится департамент инспекторов строительства.

– Лузгин, у вас имя есть? – Павлов неожиданно остановился с явным намерением продолжить беседу, которую так и не удавалось начать.

– Леонидом окрестили, – пробурчал «инспектор».

– Леонид…

– Павлович.

– Леонид Павлович, за время нашего короткого знакомства я успел рассмотреть родственную душу…

Не меняя скорбного выражения лица, Лузгин, облаченный в штатскую поношенную одежду, которую ему вчера еще пришлось поискать, уставился на своего собеседника, сверлил его глазами, будто за последние несколько лет ему действительно, никто слова доброго не сказал.

– Не смотрите на меня так, Леонид Павлович. Я сам не так давно вот так же сутулился и сжимался при любом оклике.

– Что нужно делать? – Лузгин, заискивающе искал своими глазами зрачки Павлова.

– Слушать меня, мой дорогой… Вот вижу, как вы страдаете в этих стенах, как каждый день пребывания доставляет Вам душевное страдание…

– Что вы можете знать о душевном страдании? Вы человек свободный. Захотели вот, в Москву приехали, самого Губонина приструнили, а что я… Бумага, перо, да чернила…

– Не печальтесь, Леонид Павлович, вы просто не цените своего положения. Я помогу вам найти выход из этого лабиринта, но помогите же мне!

– Я уже спросил, что нужно делать. Вы не расслышали? – Лузгин чуть не плакал.

– Расслышал, друг мой. Что нужно? Да потерять эту расписку.

– Как? А что затем? Вся моя жизнь будет разрушена.

– Нет. Я её напишу, конечно… Но только, в самый нужный момент попрошу вас её изъять. Мало ли бумаг в вашей конторе? Может одна потеряться?

– Вы слышали, как Пётр Ионыч сказал свои последние слова?

– Вполне слышал. Допустим, что вы получите за услугу содержание за пару лет. А потом, можете на меня рассчитывать и в дальнейшем, – тон Павлова приобрел заговорщицкий оттенок.

– И что, вы потом мне в чём поможете?

– Думаю, мы устроим вас в Министерство путей сообщения. И на не последнюю должность. Вы готовы?

– Да, без сомнения. Но, скажите мне, мой такой неведомый и неожиданный благодетель, расписка – это единственное, чем я буду вам обязан?

– Там увидим…

– Я смог бы в Министерстве достойно себя показать. Это как раз входит в мои обязанности. Иной раз думаешь – что же они там такие…

– Дураковатые?

– Ну, господин Павлов, это вы сказали. Я смог бы лучше.

– Лучше не сказать.

– Я смог бы лучше сделать. Я владею всем сводом законов, я понимаю, как это работает, а вот такое каждый день…

– Все, Леонид Павлович, я вам обещаю, я вытащу вас из этого ада. Только не противьтесь своей судьбе. Нужно уметь узнать этот момент и не испугаться. У меня такое недавно случилось. И, как видите, успех. Не хотите ли вечером откушать прекрасного жульена, да с хорошим французским вином.

Лузгин подавил в себе желание взглядом сопоставить поношенный костюм Павлова с «хорошим французским вином» и тут же кивнул в ответ, быстро удалившись со словами:

– Там и расписочку начеркаете, уж простите, но пока так…

Вечер того же дня. Трубная площадь. Москва.

Суета на площади, когда-то служившей рынком под стенами Белого города, к вечеру достигла апогея.

Летнее тепло позволило барышням явить свету лучшие экземпляры гардероба, так долго ожидавшие своего звездного часа. Особенную изысканность всем этим произведениям портняжного искусства придавало наличие спутника. В этом случае расправлялись не только спина и самооценка, но и малейшие складки на подоле платья. Казалось, что ткань живет со своей хозяйкой общей жизнью, скрывая не только недостатки фигуры, но и всё её, иногда буйное, прошлое.

Пара извозчиков, истошно оравших друг на друга, уже почесывая кулаки, делили единственное свободное место возле ресторана «Эрмитажъ», славившегося на всю Москву не только своей изысканной французской кухней, но и такой же элитной публикой. Скептически на тот скандал поглядывали вальяжные пары, еще только заходившие в заведение Люсьена Оливье и его компаньона, купца Якова Пегова. Это славное место обещало им не только приобщение к касте гурманов, но и случайные встречи, поклоны и рукопожатия с нужными людьми, а раскрасневшиеся от натуги, не выбиравшие выражений ямщики служили лишь яркой, запоминающейся декорацией при входе в популярный театр кулинарии.

На фоне всего этого праздника жизни, буйства эмоций и блеска вечерних нарядов совершенно незаметным оказался человек, стоявший неподалеку, облаченный во всё серое. Осмотревшись, он с некоторой робостью сделал несколько шагов вперед, в направлении к главному входу, где массивная дубовая дверь со стеклянными вставками, прикрытая сверху массивным балконом, неустанно открывалась, пропуская внутрь жаждавших деликатесов посетителей.

– Леонид Павлович, я уж и не надеялся! Пойдёмте же, отбросьте все свои стеснения! – новый худощавый знакомый Леонида Павловича Лузгина, ставшего на этот вечер клерком купца первой гильдии Губонина, вышел на улицу, чтобы поискать глазами в числе прибывающих к трактиру гостей нужного ему человека.

– Я и не стесняюсь вовсе. На службе задержался, знаете ли… – застенчиво пролепетал Лузгин, играя роль канцелярского работника, доселе никогда не посещавшего подобные места в силу своей неплатежеспособности.

– Полноте, друг мой, начинаем новую жизнь, привыкайте! – Григорий Павлов несколько бесцеремонно подхватил своего компаньона на сегодняшний обед под локоть и буквально потащил его к двери.

Справедливости ради, стоит заметить, что восхищение, которое испытал капитан Лузгин (а он успел повидать в своей реальной жизни много интересного) после того, как переступил порог заведения, было искренним. Купец Яков Пегов в заграницах, похоже, времени даром не терял и напитался самыми интересными и передовыми идеями не только в смысле меню, но и привнес, несомненно, свежую струю в плане обустройства интерьера.